- Ням-ням... - еле слышно произнесла тень.
Вернее та которая казалась тенью. Маленькая худенькая девочка. Она была настолько тощей, что даже сквозь потерявшее былой цвет платье и прохудившийся свитерок отпечатывались все её рёбра. И потому, тем более, огромным контрастом, являлись глаза малышки - наивные, голубые и огромные. Два светлых озерца, на черном, высохшем, костлявом лице-пустыне, с горой - носом и колодцем - ртом.
- Ням-ням...
Картина была настолько жалобной что даже черствые, как прошлогодний хлеб, лица людей, измождённых концлагерной жизнью, становились немного мягче. Вот только дать им бедной девочке, было нечего.
Даже корки прошлогоднего чёрствого хлеба - лакомства в этом мире голода.
Некоторые, в ответ на ее просьбу, смахнув слезу отрицательно кивали головой, без слов. Как будто бы слова, могли причинить ещё больше боли и разочарования. И девочке и тому кто находил силы ей отвечать. А были и такие, кто с полной безысходностью во взгляде смотрели как будто сквозь нее, вроде она и вправду являлась тенью.
- Ням-ням, - со слабым оттенкм надежды в голосе обратилась к очередной несчастной девочка.
- Ничего нет, - сказала та, пряча надгрызенную сырую картофелину в карман, пытаясь ещё крепче прижать к груди годовалого младенца.
А девочка, тоже прижав к груди свою латанную куклу, с привычным разочарованием брела дальше.
- Ням-ням... - сказала она обращаясь к такой же маленькой девочке.
Их отличало лишь то, что у той, другой, была мама, которая могла и согреть и возможно, что-то добыть на пропитание своему ребенку но чуть позже, когда взрослых, под конвоем уведут на тяжёлые работы. И возможно тогда, эта малышка, как и в прошлый раз, даст краюху хлеба, размером с почтовую марку. А сейчас, она лишь шепнула:
- Нету...
- Ням-ням...
Все слабее и слабее звучала сиротская просьба среди нескольких бараков и вышек по периметру небольшого участка земли, вокруг которого была пропахана полоса... А дальше ряд колючей проволоки. Каждый, кто делал хоть шаг на пропаханную землю, получал пулю.
- Ням-ням...
- Да умолкнит ты наконец, - не выдержала одна старуха, - и так тошно.
- Ням...
И вдруг, губы девочки застыли на полуслове... Ее взгляд устремился вдаль сквозь старуху. Лицо начало светлеть от рождающейся на нём улыбки - такой чужой и неуместной в этом царстве смерти.
- Ну всё, совсем рехнулась, - подытожила злая старуха.
И как бы в подтверждение ее слов, девочка пошла в сторону вспаханной полосы. Ее шаги становились все быстрее и быстрее. И ужас застыл на бузучасных ко всему лицах. Послышалось:
- Стой, ты куда, полокмная!
- Деточка опомнись!
- Не беги туда - убьют!
Но малышка уже ничего не слышала. Она стремилась всей душой к своей новой цели - маленькому желтому одуванчику, выпрыгнувшему из земли, возле колючей проволоки.
И вот он, роковой шаг на вспаханную полосу. Кто-то из наблюдавших отвернулся, кто-то закрыл глаза и уши. Но нашлись и такие, кто все так же, безысходно наблюдали за происходящим.
Выстрелов не было. А малышка, с огромным трудом преодолев эти несколько метров по засохшей борозде, наконец-то добралась до своей цели. Это была картина, достойная пера великих художников. Среди полного отчаяния, девочка с голубыми глазами, нежно смотрела на желтый одуванчик. Она была по настоящему счастлива. И это счастье, начало распространяться вокруг.
Те лица, которые омрачил ужас от происходящего, впервые за несколько месяцев, посетила надежда. Как будто бы смерть, навсегда поселившаяся в этом, казалось бы Богом забытом мире, вдруг сдала свои жёсткие позиции. И улыбка, девочки начала свое путешествие с одного лица на другое. Люди оживали. Прежний мир, начал отвоёвывать свои краски.
Забылся голод и ужас реальности происходящей.
Вот только реальность ни о чем не забыла. Послышалась короткая очередь пулемёта и мир вокруг снова потускнел.
Кровь брызнула на одуванчик,, а глаза лишенные жизни потускнели и закрылись.
Неужели все? Неужели таким печальным должен быть конец, вновь зародившейся надежды. Почему оборвалась жизнь малышки так и не успевшей пожить по человечески.
Но ведь может так быть, что именно в том и было ее предназначение, чтобы люди хоть на мгновение, среди горя и тьмы, среди неумолкающих слез, смогли бы обрести потерянную некогда надежду.
Кто-то скажет - бред! И будет по своему прав. Но были и те, кто после этого случая, поняли, что жизнь, сосредоточенная вокруг куска прошлогоднего чёрствого хлеба не имеет смысла в своем продолжении, без стремления к чему-то более возвышенному.
Без стремления к ценностям, которые вечны. Которые неумирают.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Патриарх застолбил восток - Валерий Бартахов Россия, это государство многонациональное. Что имел в виду Патриарх, когда говорил о приоритете для русской церкви? В России на русском языке, вещают имя Христа Иисуса, многие церкви. И по правде сказать, о патриархе я не разу не слышал и не читал сообщений, чтобы он где-то исповедал в открытую свою любовь к Господу, как Петр: - Когда же они обедали, Иисус говорит Симону Петру: «Симон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они?» [Петр] говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. [Иисус] говорит ему: «паси агнцев Моих» Иоан.21:15. Еще говорит ему в другой раз: «Симон Ионин! любишь ли ты Меня?» [Петр] говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. [Иисус] говорит ему: «паси овец Моих» Иоан.21:16. Говорит ему в третий раз: «Симон
Ионин! любишь ли ты Меня?» Петр опечалился, что в третий раз спросил его: любишь ли Меня? и сказал Ему: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я
люблю Тебя. Иисус говорит ему: «паси овец Моих» Иоан.21:17. Господь предупреждает, что вместо народа Божьего под видом одной нации явится сборище сатанинское (Откр.2:9 Откр.3:9). И Гитлер уже являлся миру под вывеской «с нами Бог». Желание же Господа в том, чтобы привести в Свой дом молитвы и обрадовать спасением все народы: Ис.56:7; Мар.11:17; Матф.21:13.
